В начале 2020 года мир оказался втянут в водоворот событий, породивший глобальный кризис здравоохранения. Отправной точкой этой катастрофы стал город Ухань, где первые случаи заболевания новым коронавирусом не были должным образом оглашены мировому сообществу. Жители Уханя, не зная о грозящей угрозе, отправлялись на празднование Нового года к своим родственникам, тем самым способствуя распространению вируса.
Официальный Пекин долгое время сохранял молчание, и только 23 января, после того как миллионы уханьцев разъехались по всей стране, власти приняли решение о карантине для этого мегаполиса. К этому моменту геном вируса уже был расшифрован китайскими учеными, но данные были опубликованы далеко не сразу.
В международном сообществе реакция на действия Китая поначалу была сдержанной, однако вскоре стали слышны критические замечания. Некоторые страны обвинили Китай в недостаточной прозрачности и отсутствии своевременного реагирования на угрозу. Помимо этого, в феврале Китай обратился к странам, предоставляющим помощь, с просьбой не афишировать этот факт и не принимать рестриктивных мер в отношении путешественников из КНР. Позже, Китай заявил, что международная помощь ему составила 1,2 миллиарда.
Следует отметить, что репутация Китая на международной арене в период борьбы с пандемией неоднократно подвергалась испытаниям. Взаимодействие Китая с Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) обострило обсуждение влияния страны на эту международную структуру. Несмотря на то что доля Пекина в бюджете ВОЗ составляла всего 1%, его способность определять решения этого органа ООН во время пандемии оказалась несоразмерно высокой. Некоторые представители Китая занимали ключевые позиции в руководстве организации.
В контексте борьбы с пандемией за пределами своих границ Китай использовал так называемую «дипломатию волков». Этот термин происходит от названия популярного китайского фильма и подразумевает агрессивный и самоуверенный подход к международным отношениям. В эпоху COVID-19 Китай открыто предоставлял помощь другим странам, одновременно используя ее как инструмент давления. Примером такого давления может служить политика шантажа, когда странам предлагалось больше медицинских масок в обмен на покупку оборудования Huawei. Кроме того, в ответ на критические заявления Австралии относительно происхождения вируса, Китай ввел ограничения на импорт австралийского угля и вина, обложил пошлинами австралийский ячмень и издал рекомендацию своим туристам избегать поездок в Австралию.
Ситуация усугублялась и за счет некачественных медицинских масок, экспортируемых из Китая, что привело к публичным обвинениям со стороны Нидерландов и возврату более 600 тысяч изделий. Эти случаи не способствовали улучшению имиджа страны, и термин «масочная дипломатия», который изначально предполагал образ благодетеля, начал ассоциироваться с контрпродуктивной политикой.
Помимо этого, Китай оказался под прицелом международного сообщества за отказ делиться результатами испытаний своих вакцин против COVID-19. Только в апреле 2021 года китайские власти признали, что эффективность вакцин невысока, однако позже заявили, что первоначальные комментарии были неправильно интерпретированы.
Усилия Китая по продвижению традиционной китайской медицины также привлекли внимание. С момента прихода Си Цзиньпина к власти страна активно интегрирует традиционные методы лечения как внутри государства, так и за его пределами. Во время пандемии эта политика только усилилась, подкрепленная включением традиционной китайской медицины в международный классификатор средств диагностики и лечения, что произошло в 2019 году благодаря усилиям китайского правительства.
С другой стороны, действия властей Китая в самом начале эпидемии вызвали бурю недовольства в социальных сетях, что стало самым масштабным проявлением внутриполитического активизма в КНР с момента прихода Си Цзиньпина к власти в 2012 году. Критические высказывания в адрес правительства привели к тому, что некоторые журналисты были арестованы за «распространение паники», а другие пропали без вести.
В конечном итоге, на фоне пандемии COVID-19, уровень одобрения деятельности председателя Китая Си Цзиньпина значительно снизился во многих странах. Если в 2019 году в Соединенных Штатах лишь примерно 50% респондентов относились к нему негативно, то уже к 2020 году этот показатель вырос до 77%. Самым высоким уровень недовольства был в Швеции, Южной Корее и Японии, где более 80% опрошенных выразили негативное отношение к китайскому лидеру. В Нидерландах ситуация выглядела несколько лучше, но даже там 70% граждан были озабочены действиями Си, что свидетельствует о значительном росте недоверия по сравнению с предыдущим годом.
Каждый из этих эпизодов взаимодействия Китая с мировым сообществом раскрывает сложную ситуацию в международной политике и дипломатии во времена кризиса. Пандемия COVID-19 стала испытанием не только для систем здравоохранения стран по всему миру, но и для международных отношений, где доверие и открытость должны в идеале играть ключевую роль.
Таким образом, подходы Китая к управлению информацией о пандемии и использованию масочной дипломатии показали значительные проблемы в его международной политике, а также подорвали доверие к его влиянию на глобальные процессы. Китай пытался использовать кризис для укрепления своего международного положения, но вместо этого столкнулся с общественным и политическим резонансом.
Влияние Китая на ВОЗ и продвижение традиционной китайской медицины подняли вопросы о том, насколько глубоко национальные интересы могут и должны влиять на международные организации, чья роль заключается в обеспечении общего блага и здоровья населения планеты.
Изменения в глобальном общественном мнении о Китае и его лидере Си Цзиньпине свидетельствуют о том, что успехи в внутренней и внешней политике могут быстро таять на фоне глобальных кризисов, которые требуют прозрачности, открытого диалога и международного сотрудничества. Пандемия выявила слабые места и вызовы, с которыми сталкиваются крупнейшие державы, когда речь заходит о глобальных угрозах.