20 января 2017 года в должность Президента США вступил Дональд Трамп – неоднозначная личность, с одной стороны успешный бизнесмен, с другой стороны жесткий оратор, не стесняющий использовать в своих выступлениях крайне рискованные эпитеты в адрес той или иной страны и ее лидера, чем не раз заставлял своих противников и союзников нервничать и опасаться последствий его изречений.
Еще до официального вступления в должность Трамп обозначил свою позицию относительно ядерной программы КНДР. Во время предвыборной гонки Трамп высказывался в пользу необходимости встречи с Ким Чен Ыном для обсуждения северокорейской ядерной проблемы, несмотря на критику со стороны консерваторов – «не вести переговоры с дикторами».
После Новогоднего заявления Ким Чен Ына в январе 2017 года о том, что подготовка к запуску МБР, способной достичь территории США, находится на последних стадиях, Трамп в популярной социальной сети Twitter, где Президент США часто выражает свое мнение и позицию США по разному спектру вопросов, обозначил, что «этого не случится». Что именно он имел в виду, оставляя данное сообщение остается неясным: либо он подразумевал, что КНДР никогда чисто технически не сможет создать МБР и уж тем более отправить ее в далекий полет, либо он хотел сказать, что не допустит, чтобы это произошло. Так или иначе, многие, кого встревожило данное заявление КНДР, искренне надеялись, что Дональд Трамп имеет веские основания так говорить, основываясь на секретных данных разведывательных служб.
Вступив в должность Президента США, Трамп, не смотря на свое неприятие «невыгодной» для США системы союзов, заявил, что все союзнические обязательства между США и РК в силе, и США, как и прежде, обязуются защищать Южную Корею и укреплять совместные оборонительные возможности в условиях угрозы со стороны КНДР.
Президент Трамп не отказался от политики санкций против КНДР, а напротив высказывался за ее эффективность, правда с одной оговоркой. Ее суть состояла в том, что пока у КНДР существует поддержка и торговое взаимодействие с Россией и КНР (в большей степени), санкции не будут приносить нужных плодов: установление диалога с КНДР и ее разоружение. Поэтому Трамп одним из первых шагов предпринял «наступление» на КНР, потребовав неукоснительного соблюдения санкций в соответствии с Резолюциями СБ ООН в обмен на экономические выгоды, несмотря на огромный дефицит торгового баланса с Китаем, т.к. считал, что КНР предпринимает недостаточно усилий для сдерживания КНДР.
В Стратегии национальной безопасности от 17 декабря 2017 года, Трамп, может и поставил Северную Корею на вторую строчку угроз для США (на первом месте стоят классические «заклятые» враги США – КНР и Россия с их политикой ревизионизма, на втором – КНДР и Иран с их ядерными программами и на третьем месте – международный терроризм), однако неоднократно упоминалось в том же документе, что Северная Корея тем опасна, что ее ядерная программа в самой своей сути ставит в качестве цели нанесение ядерного удара по Соединенным Штатам («для убийства миллионов американцев») и их союзникам. Достижение «полной и необратимой денуклеаризации Корейского полуострова» получило обозначение как одной из основных задач США в АТР.
Трамп в своей политике обеспечения безопасности на Корейском полуострове сделал ставку на КНР и ужесточение санкций против КНДР. Однако существенных прогресса не намечалось, несмотря на военное взаимодействие с Южной Кореей, солидарность КНР с США в вопросах сдерживания КНДР и новые санкции ООН, — Трамп было начал сильно разочаровываться в своем подходе во взаимодействии с КНР, с лидером которой у него сложилась «превосходная химия».
Предложенная КНР и РФ стратегия «двойной заморозки» – прекращение северокорейских испытаний в обмен на прекращение совместные американо-южнокорейских учений – не встретила энтузиазма ни у Трампа, ни у его Администрации. Трамп, руководствуясь своим опытом ведения бизнеса, стремился установить с Ким Чен Ыном в первую очередь хорошие личные отношения и на их основе выстраивать политику на Корейском полуострове и договариваться, Администрация США же считала данный «разумный обмен» не рациональным, т.к. нарушающие Резолюции СБ ООН испытания неравноправны с законными учениями, чей правовой статус закреплен двусторонними союзническими договорами между РК и США.
После испытания водородной бомбы КНДР в сентябре 2017 года, Правительство КНР резко меняет свою позицию в отношении Северной Кореи и начинает ужесточать санкции, на что собственно Трамп и надеялся с самого начала. Как отмечает кореевед и профессор университета Кунмин Андрей Ланьков: «Если раньше Китай фактически саботировал проведение жестких санкций, ограничивая лишь поставки вооружений и оборудования двойного назначения, сейчас он стал проводить широкие общеэкономические санкции, цель которых — нанести удар северокорейской экономике и спровоцировать в стране экономический кризис». Именно с момента, когда КНР начала действовать серьёзно, результаты, на которые рассчитывал Трамп начали себя проявлять.
После новогоднего выступления Ким Чен Ына в январе 2018 года, наполненного устремлениями к установлению отношений с Сеулом, Президент Трамп не препятствует построению диалога между РК и КНДР на платформе Зимних Олимпийских игр 2018, а напротив всячески способствует налаживаю отношений между Северной и Южной Кореями, удовлетворив просьбу Президента Муна перенести ежегодные плановые учения Foal Eagle на апрель того же года после завершения Олимпиады.
Для Трампа была очевидно, что ставка на Китай и политику санкций оправдала себя в достижении прогресса в деле урегулирования северокорейской ядерной проблемы на Корейском полуострове, и теперь необходимо приступать к следующему этапу – организации личной встречи с лидером КНДР Ким Чен Ыном…
Как-то на полуслове статья обрывается. Что же вышло из встреч Трампа и Кима? Результаты есть, на ваш взгляд, или это внешнеполитический провал американского президента?
Цель статьи показать позицию Трампа относительно полуострова в начале своего президентства и обрывается на начале 2018 года, т.к. 2017 — это первый и начальный этап деятельности Трампа в качестве Президента США, и который имеет принципиальное отличие от 2018. Если говорить уже про 2018 год, когда кризис на КП пошел на убыль и начался второй этап деятельности Трампа на КП, то можно сказать, что несмотря на беспрецедентность встреч между лидерами США и КНДР в мировой истории, когда именно действующий Президент США встретился с лидером КНДР (прежде КНДР добивалась встреч с бывшими Президентами США, держа в заложниках граждан США и угрожая им северокорейским юридическим правосудием, дабы те приехали и забрали любопытных американцев), однако говорить об эффективности этих встреч не приходится, т.к. США не признает КНДР в качестве государства, и поэтому значимых документов между ними быть не может, пока США не признает КНДР де-юре.
В Сингапуре в 2018 году саммит завершился Совместным заявлением с обширными размытыми формулировками о заверениях и благих намерениях сторон, а саммит в Ханое вообще прошел без заявления, поскольку ни одна из сторон не смогла добиться поставленных дипломатических целей (Ким Ченын — частичное снятие санкций при уже имеющихся результатах денуклеаризации, Трамп — продолжение денуклеаризации до состояния необратимой без снятия санкций, показавших свою эффективность (КНР и РФ пропустили санкции в 2017 году, однако нет гарантий, что пропустят вновь, если их снять, так что в представлении Трампа логично оставить при себе такой эффективный рычаг воздействие на КНДР)). После этого трудно говорить, что есть какие-либо подвижки в отношениях США и КНДР. Трамп не перестает повторять, что с Ким Ченыном у него прекрасные личные отношения, публикует в твиттере письма от северокорейского лидера и их переводы на английском, как если бы это были любовные послания, однако эти личные отношения никак не помогают ему заключить «сделку века» с КНДР.
Динамичное развитие внешней политики в северокорейском направлении, некогда бывшее чуть ли не единственным значимым достижением Трампа во внешней политике, скатилось до привычного для него состояния, и заверения Трампа о том, что он не будет действовать как Президенты США до него. по-видимому столкнулись с жестокой реальностью мира политики, в котором нет абсолютной выгоды и универсальных решений.